Вспоминая «ревельского Фидия»: скульптор Кристиан Акерманн
Одна из самых знаменитых работ Кристиана Акерманна – алтарь таллиннского Домского собора в реставрационных лесах во время подготовки к нынешней выставке. Фото: www.ackermann.ee/blogi
Выставка работ одного из самых ярких и талантливых таллиннских мастеров скульптуры эпохи барокко и его современников открылась в минувшую пятницу в музее Нигулисте.
Йосеф Кац
Josef.kats@tallinnlv.ee
Сказать, что имя Кристиана Акерманна известно современному таллиннцу, далекому от искусствоведческих или краеведческих штудий было бы, скажем прямо, большим преувеличением.
Это даже не Бальтазар Руссов – ренессансный живописец, увековеченный в городском пространстве разом названием чесночного ресторана, букинистического салона и мемориальной доской на фасаде.
А между тем в одном только Таллинне находятся семь из двадцати двух созданных Акерманном произведений искусства. И для знакомства с одним из них надо лишь поднять взор, проходя по Старому городу…
Языком преданий
Среди изустных гидовских легенд – не то, чтобы самых распространенных, но время от времени к радости туристов звучащих – есть предание о часах на фасаде церкви Святого духа.
Дескать, случилось это в те стародавние времена, когда для того, чтобы честно заниматься в городе ремеслом или торговлей, надо было обязательно вступить в профессиональное братство.
Помимо обязательного взноса и устройства пирушки по поводу вступления, кандидат в таллиннские ремесленники должен был изготовить «шедевр» – образчик своей продукции, свидетельство таланта и мастерства.
И вот однажды прибыл в Таллинн заморский мастер – резчик по дереву. И так он искусен в этом ремесле оказался, что собратья по цеху сразу поняли: примешь такого в свои ряды – он моментально все заказы на себя перетянет.
Так что сколько не старался чужеземец, сколько не корпел с резцом и долотом в руках – вердикт гильдейских старейшин оставался неизменен: всякий его «шедевр» признавался никуда не годным, а его автор – звания мастера недостоин.
Не было бы счастья, да, говорится, несчастье помогло: сгорели главные городские часы. И тогда, не спросив ни у кого разрешения, отчаявшийся иностранец за одну ночь изготовил для них циферблат и сам установил его.
Как рассвело – так чуть ли не весь город столпился у входа в церковь Святого духа. Не точное время сверить – механизм, надо понимать, все равно у часов не работал, – а на красоту невиданную подивиться.
Надивившись – кинулись искать создателя. Как нашли – так заставили гильдейских старейшин публично извиниться перед ним за свои коварные происки и принять мастера в свой круг.
А шедевр его – уже без всяких кавычек – некогда весьма поспособствовавший тому, чтобы талант и мастерство были оценены непредвзятым взглядом и по сей день глаз радует.
Против традиций
Легенда справедлива только в одном: Кристан Акерманн, создатель циферблата часов Святодуховской кирхи, действительно, прибыл из-за моря. Во всем остальном дело обстояло с точностью до наоборот.
Уроженец Кенигсберга, он появился в Ревеле где-то в середине семидесятых годов XVII века. К тому времени за плечами его уже был солидный опыт в мастерских резчиков по дереву Данцига, Стокгольма, Риги.
По прибытию в главный город Эстляндской провинции Шведского королевства, Акерманн начинает подмастерьем Элерта Тиле: главного, на тот момент, здешнего специалиста в области художественной резьбы по дереву.
Идут годы. После кончины наставника, его подмастерье, как было принято со Средних веков, жениться на его вдове: благо, та была значительно моложе покойного супруга. Вместе с ней – наследует мастерскую на нынешней улице Олевимяги.
Все это вполне вписывается в жизненный сценарий средневекового ремесленника. Но Акерманн чувствовал себя принадлежащим иной эпохе. В разрыв с цеховыми уставами и неписанными правилами, вступать в профессиональное братство он отказался.
Что стояло за этим принципиальным отказом? Нежелание состоять в одной корпорации со столярами и плотниками? Осознание, что собственное художественное дарование на порядок выше, чем у прочих местных мастеров? Желание быть не таким, как все?
Гильдейские братья жаловались на амбициозного выскочку в магистрат. Писали, что он ведет себя и держится с ними так, будто бы он – новоявленный Фидий, прославленный античный ваятель, едва ли не основоположник классического искусства.
Самым удивительным при этом кажется то, что отцы города, призванный служить оплотом и хранителями традиций, заняли в споре сторону скульптура – и в 1677 года позволили ему работать, не вступая в члены ремесленного цеха.
Даже имея таких заступников, Акерманн, вероятно, чувствовал себя в Нижнем городе недостаточно хорошо. Двумя годами спустя он перебирается на Тоомпеа, а затем – и вовсе основывает дом и мастерскую на Тынисмяги.
Северную войну мастер, по всей вероятности, не пережил – скорее всего, скончался во время чумы 1710 года. Зато большинству его работ, созданных как в Таллинне, так и за его пределами, посчастливилось сохраниться.
Дух эпохи
Что Акерманн парадоксальным образом унаследовал от, казалось бы, столь нелюбезной самой его свободолюбивой творческой натуре средневековой ремесленной традиции – так это обычай не подписывать свои работы.
О принадлежности ему четырех работ можно судить по сохранившимся счетам. Еще семнадцать хранят явную печать если и не руки мастера непосредственно, то наверняка созданы в его мастерской – учениками или подмастерьями.
«Фидием», конечно, Акерманн не был: собственного художественного стиля он не создал, да и не стремился. Но в том, что именно он смог привнести на территорию современной Эстонии подлинный дух барочной скульптуры – несомненно.
Пышный декор в виде разлапистых листьев аканта – неведомого в здешних краях средиземноморского растения, давным-давно стилизованного почти до условного орнамента – щедро украшает созданные резчиком по дереву алтари и эпитафии.
Фигуры библейских персонажей и христианских добродетелей лишены театрального пафоса, который иногда воспринимается синонимом стиля барокко. Вместо этого они преисполнены эмоциональной живости – не наигранной, а достоверной и подлинной.
Глядя на них задумываешься не о современниках Моисея или Иисуса – а людях эпохи, к которой принадлежал их создатель, Кристиан Акерманн. Раннего Нового времени – поры непростой, часто трагической, но от того не менее волнительной и манящей.
Таллиннцам, безусловно, повезло. Три с половиной столетия тому назад в их город прибыл незаурядный мастер. На протяжении почти полувека он жил и творил в нем. И большинство приписываемых ему произведений сохранилось именно здесь.
А еще повезло таллиннцам потому, что именно в столицу на ближайшие полгода «съехались» работы Акерманна, доселе украшавшие интерьеры полутора десятка провинциальных церквей по всей Эстонии – в Ляэнемаа, Рапламаа, Ярвамаа.
Все они были созданы некогда в Таллинне – преимущественно, в мастерской на Тоомпеа и на Тынисмяги. Однако никогда прежде не находились в городе одновременно – заказывали их различные приходы в разные годы.
Три года, которые предшествовали открытию выставки, команда профессионалов из тринадцати искусствоведов, реставраторов, историков, тщательно изучала творческое наследие Кристиана Акерманна и его современников.
Результат этого труда огромен: экспозиция выставки, сопровождающий ее каталог, который вернее было бы назвать полноценной научной монографией, двуязычный интерактивный сайт www.ackermann.ee.
Посетители как «реальной», так и «виртуальной» выставок смогут ознакомиться не только с нынешним обликом экспонатов, но и с тем, как выглядели они до научной реставрации.
* * *
Посвященная Кристиану Акерманну выставка проработает в Нигулисте до начла мая будущего года – и наверняка привлечет к себе заслуженное внимание как ценителей искусства, так и любителей старины.
Хочется верить, что рано или поздно на стене дома, где располагалась некогда первая мастерская скульптора, где обрел он семейное счастье и где родился его сын, рано или поздно обязательно украсит памятная доска.
Горожанин, нашедший в себе силы пойти на конфликт с отжившими свой век представлениями и корпоративной этики, вышедший из него победителем и первый ставший из ремесленника художником заслуживает того.